Aug. 15th, 2011

lemko: (Default)

У нас почти обосновалась 4-я кошка - Фея, тоненькая, маленькая. Котёнок почти еще. Соседская дама считает себя ее хозяйкой и иногда кличет, повторяя: - Фея, Фейка, Фея, Фейка! - по 80 и более раз, но почему-то забывает кормить. У нас же Фея жрет вволю, спит на всех койках и играет съ-чем и съ-кем попало. Наши кошки почему-то терпят ее, хотя и и не играют (из важности, вероятно).

"Сердца четырех" могла бы называцца "Отречение" (но не "Покаяние"). Я вижу ее как книгу о гибели великой, отвратительной страны. Принимаясь за нее, следует сказать внутреннему милицанеру, чтобы не маячил над телом и душой, а побыл немного въ-кордегардии.

 "- Если вы католик, протяните руку над  распятием (она  вынула  его из шкафа), а если гугенот, то поклянитесь Кальвином... Лютером... словом, всеми вашими богами..."

 ОПК времен царствования Карла IX.

Светотень - термин искусствоведческий; мутотень - политологический (но и искусствоведческий тоже).
lemko: (Default)
"Вот всплывают двойные платежи на Могиле Неизвестного солдата у Кремлевской стены и тому подобные случаи" - Валерий Морозов
lemko: (Default)

Однажды вечером в конце 1964 г. Кан Шэн пришел в Чжуннаньхай и прошел в кабинет Мао Цзэдуна. «Председатель в своем выступлении на 10-м пленуме ЦК КПК 8-го созыва говорил, что использование художественной литературы в целях антипартийной деятельности — это большое открытие, — сказал он, входя. — Исходя из этого, тогда я подумал, что этот вопрос относится и к демонстрации некоторых пьес. Не так ли? — «Каких пьес? — спросил Мао Цзэдун. — «Именно «Разжалование Хай Жуя». Я обдумывал данный вопрос два-три года, по-моему, эта пьеса имеет отношение к Лушаньскому совещанию 1959 г. Это не является удивительным совпадением, а является намеренными координированными действиями. Эта пьеса вся пронизана одной идеей — реабилитировать, приукрасить [бывшего министра обороны] Пэн Дэхуая! …Мы критиковали Пэн Дэхуая, они приукрашивают Пэн Дэхуая. Разве это не оппозиционные действия?» Мао Цзэдун ничего не сказал в ответ, но эти слова запали ему в голову.

Поздно вечером, когда в Пекине в домах уже горел свет, черный лимузин китайского производства марки «Хунци» («Красное знамя») промчался по центральной улице столицы, свернул в переулок Сяошицяо и остановился у дома, где жила Цзян Цин. Кан шел быстро, вошел в приемную, где его встретила хозяйка [его бывшая любовница]. «Какова обстановка?» — нетерпеливо и несколько возбужденно спросила она, не садясь в кресло. — «Я сейчас все скажу, ответил гость, пытаясь отдышаться от быстрой ходьбы. — Председатель не сказал ни слова, выглядел очень серьезным. И я не понял, что у него на уме!» «Почтенный Кан! На всякого мудреца довольно простоты! — улыбаясь, сказала Цзян Цин, немного успокоившись. Она хорошо изучила вождя за двадцать с лишним лет совместной жизни. — Не проронил ни слова, значит, молчаливо одобрил. А раз безмолвно одобрил, значит, согласен. Я должна найти какого-нибудь писаку, чтобы он сделал статью. Готовимся к открытию огня!» — воодушевленно прокомментировала она слова гостя. — «В Пекине, я боюсь, что мы не найдем надежного человека, — вполголоса ответил Кан Шэн. — Эту операцию необходимо проводить в обстановке полной секретности».

Кампания осуждения У Ханя готовилась не в Пекине, где Мао Цзэдун, Кан Шэн и Цзян Цин считали, что ее невозможно организовать из-за противодействия, а в Шанхае.

Read more... )


Page generated Jun. 27th, 2025 01:59 pm
Powered by Dreamwidth Studios