(no subject)

Почитал Карлейля про Фр. II. Скока пыла, скока вовлеченности (и какой-то странноватый англ. яз.). Можно подумать, Фридрих был его родственник.
Not my man definitely. Solovyoff is:

От каждого обеда и ужина царского посылаются с истопниками блюда, подачи к боярам, думным людям и спальникам. Не получит кто-нибудь из них подачи, является на другой день во дворец с запросом к дворецкому, с бранью ключникам: что это значит, что мне не прислано? Царского гнева на мне нет: за что такое бесчестье? Челобитье самому царю: «Вины на себе не ведаю никакой, а в подаче перед своею братьею обесчещен». Начинается сыск; все записано, все можно найти в книгах, кому послано и кому нет и с кем послано. Нет в книгах – забыли послать: рассыльщики добивают челом у обиженного, царь гневается на дворецкого, окольничего, а ключникам тюрьма на целый день. Сыщут в книгах, что послано с таким-то истопником – истопника к допросу: куда девал? Или сам съел, или в грязь уронил, или пролил: истопника перед дворцом бьют батогами.

И неважно, что Сергей Михайлович не поясняет, почему именно с истопниками рассылаюцца блюда - ведь их дело печи топить... Если всё пояснять, никакой бумаги не хватит. 

доктор чехов

Тысяча одна страсть или страшная ночь

(Роман в одной части с эпилогом)

Посвящаецца Виктору Гюго

 

На башне св. Ста сорока шести мучеников пробила полночь. Я задрожал. Настало время. Я судорожно схватил Теодора за руку и вышел с ним на улицу. Небо было темно, как типографская тушь. Было темно, как в шляпе, надетой на голову. Темная ночь — это день в ореховой скорлупе. Мы закутались в плащи и отправились. Сильный ветер продувал нас насквозь. Дождь и снег — эти мокрые братья — страшно били в наши физиономии. Молния, несмотря на зимнее время, бороздила небо по всем направлениям. Гром, грозный, величественный спутник прелестной, как миганье голубых глаз, быстрой, как мысль, молнии, ужасающе потрясал воздух. Уши Теодора засветились электричеством. Огни св. Эльма с треском пролетали над нашими головами. Я взглянул наверх. Я затрепетал. Кто не трепещет пред величием природы? По небу пролетело несколько блестящих метеоров. Я начал считать их и насчитал 28. Я указал на них Теодору.

 

( Read more... )

доктор чехов, том 2

Говоря о Толстом, он как-то сказал:
- Чeм я особенно в нем восхищаюсь, так это его презрeнiем ко всeм нам, прочим писателям, или лучше сказать, не презрeнiем, а тeм, что он всeх нас, прочих писателей, считает совершенно за ничто. Вот он иногда хвалит Мопассана, Куприна, Семенова, меня... Отчего хвалит? Оттого, что он смотрит на нас, как на дeтей. Наши повeсти, разсказы, романы для него дeтскiя игры, и поэтому он, в сущности, одними глазами глядит и на Мопассана и на Семенова. Вот Шекспир – другое дeло. Это уже взрослый и раздражает его, что пишет не по-толстовски...

( Read more... )

 

над пропастью во ржи

– Как приятно! Может быть, вы знаете моего сына? Эрнест Морроу – он тоже учится в Пэнси.

– Знаю. Он в моем классе.

     А сын ее был самый что ни на есть последний гад во всей этой мерзкой школе. Всегда он после душа шел по коридору и бил всех мокрым  полотенцем. Вот какой гад.

 

*  *  *  *  *

 

…Вообще, конечно, такие типы, как этот Морроу, которые бьют людей мокрым полотенцем, да  еще норовят ударить  побольнее, такие не только в детстве сволочи, они всю жизнь сволочи.

И т.д.
Я в данном случае не о великолепном комизме всей этой сцены, без сомнения известной читателям. Я о мысли в последней строчке, как я ее понимаю.
Ведь этот Эрнест Морроу - он да, со школьных лет так заявляет о себе. Как? А вот - ударить ПОБОЛЬНЕЕ, крикнуть ПОГРОМЧЕ, хапнуть ПОБОЛЬШЕ. Citius, Altius, Fortius.
"Сволочи" ли они? Часто, и весьма часто, действительно да, сволочи. Хотя... и т.д.

тайны электрического слова

в звезду с невыведенной нейтралью!

love potion no. 9

Весной 1966 года, бывало, раскроешь окно во двор - а оттуда эта песня, под гитару, шатающимся голосом. На английском языке. Я очень завидовал певцу/гитаристу.