В гостях у настоящего, “живого” писателя я был впервые. Очень робел, сидел молча, слушал и потихоньку отодвигал от себя подальше зеленую поллитровочку.
Тогда я знал, что и Борисову досталось “на орехи”. Известное постановление о ленинградских журналах задело не только Анну Ахматову и Михаила Зощенко, но зацепило и других людей, талантливых, оригинальных. Рикошетом досталось и Л. Борисову, да так, что он лишился всякой работы, не печатался, бедствовал, продавал свои редкие книги, писал и правил генеральские мемуары, жил в долг, лишившись друзей и всякой поддержки. Критики не давали ему покоя, клевали по мелочам, даже тогда, когда ждановская прибойная волна схлынула. Генералы-писатели платили плохо и неохотно.
— Вот видите портрет генералиссимуса, что висит в моем кабинете на почетном месте. Ведь он меня спас от высылки и тюрьмы. Мне точно известно, что Сталин читал моего “Волшебника из Гель-Гью”. Его, кавказца, заинтриговало название книги. Он взял ее и прочитал, потому я не попал в доклад Жданова. Я обязан этому усачу по гроб жизни. Говорят, книга моя и сейчас стоит на полке в почетном ряду с книгами классиков марксизма-ленинизма. Да, да, молодой человек, он меня спас от погибели.
Так оно было или не так — неизвестно. Блажен, кто верует.
Уже после кончины Л. И. Борисова я разговорился с Федором Абрамовым. Вместе вспомнили Леонида Ильича.
— Как же, зновал, зновал этого старика, чудной был писатель, фантазер, выдумщик, по одной лестнице жили. Бывал у него дома. Вр-а-а-а-ль! Таких нынче интеллигентов по России не валяется. Стилист хороший, грамотный, писать-то мог! И еще как! Жаль, что глубинки не зновал нашей. (А. Давыдов)