жизнь и судьба

[lemko]

Выглянув в окно штабной избы и увидя в облаке пыли «виллис» командира корпуса, генерал Неудобнов обрадовался.

   Так однажды было в детстве, когда взрослые ушли в гости и он радовался, что остался хозяином  в  доме, – но едва  закрылась  дверь, ему стали мерещиться воры, пожар, и он ходил от двери к окну, млея,  прислушивался, потягивал носом – не пахнет ли дымом.

    Он почувствовал себя беспомощным, способы, которыми он управлял большими делами, здесь не годились.

    Вдруг противник полезет, – ведь от штаба до фронта шестьдесят километров. Тут не припугнешь снятием с должности, не обвинишь в связях с врагами народа. Прут танки и прут, чем их остановишь? И эта очевидность поразила  Неудобнова, – мощь государственного гнева, заставлявшего склоняться и трепетать миллионы людей, здесь, на фронте, когда пер немец, не стоила ни гроша. Немцы не заполняли анкет, не рассказывали на собраниях своих биографий, не маялись, боясь ответить о занятиях родителей до семнадцатого года.

    Все, что он любил, без чего не мог жить, его судьба, судьба его детей, уже не было под прикрытием великого, грозного, родного ему государства. И он впервые с робостью и приязнью подумал о полковнике.

    - Новиков, войдя в штабную избу, сказал:

    - Мне, товарищ генерал, ясно, – Макаров! Он в любом положении сам решит внезапно возникшую задачу. Белов, тот без оглядки будет рваться вперед, он иного не понимает. А Карпова придется подгонять, тяжеловоз, медлитель.

    - Да-да, кадры, кадры, они все решают; неустанно изучать  кадры,  этому нас товарищ Сталин учит, – проговорил Неудобнов и живо добавил:  – Я  все думаю - немецкий агент в станице есть, это он, подлец, утром навел авиацию на наш штаб.

    Рассказывая Новикову о штабных событиях, Неудобнов сказал:

    - Тут к нам собрались приехать соседи и командиры частей усиления, так, без особого дела, познакомиться, просто в гости.

    - Жаль, что Гетманов уехал в штаб фронта, и чего это  его  понесло? – сказал Новиков.

    Они условились вместе пообедать, и Новиков пошел  к  себе  на  квартиру помыться, переменить запылившуюся гимнастерку.

    На широкой станичной улице было пустынно, только возле ямы, вырытой бомбой, стоял старик, в чьей избе квартировал Гетманов. Старик, словно  бы яма была вырыта для хозяйственных надобностей, что-то  определял  над  ней растопыренными руками. Поравнявшись с ним, Новиков спросил:

    - Над чем это колдуешь, отец?

    Старик по-солдатски взял под козырек, проговорил:

    - Товарищ командующий, был я в германском  плену в пятнадцатом  году, работал там у одной хозяйки, – и, указав на яму, потом на небо, подмигнул: – Не иначе мой байстрюк, сукин сын, прилетал, наведывал меня.

    Новиков рассмеялся:

    - Ох, старик.

 

Comments

[kklimovich.livejournal.com]

я в шоке от вчерашнего зрелища. и в омерзении. заметно, что авторы в гробу видали гроссмана с его книШкой. после указанного диалога это подтверждается. Кошмар. Все переврано, диалоги, которых нет в книге, изменения существенны сюжетных линий.. периодически заглядывала перцую серию, но после того, как Надя сказала: "Мне на шею кидается век=волкодав/Но не волк я по крови своей", на что мать ей говрит: "А можешь ты не цитировать поэтов, которые сидят в тюрьме" (диалога ояпть же в книге нет, да и быть не могло) мне стало совсем протвино :(((((.

[lemuel55.livejournal.com]

Ну ты максималист :)
Конечно, адаптировано (то есть переврано) многое. Но я более снисходительно гляжу на это.